Любимые стихи

Matt Haig
***
How to stop time: kiss.
How to travel in time: read.
How to escape time: music.
How to feel time: write.
How to release time: breathe.

P.S. Не стихи, но звучит поэтично.

 

Объясните льву, что он свободен
за решеткой от забот случайных -
сыт, напоен, значит, беспечален.
Объясните льву, что он свободен.
Осознав, поняв и все такое,
он забудет край, где жили предки,
голос ночи, запах водопоя...
Объясните льву, зайдите в клетку...

Хлебникова М.А.

 

ЛЕГЕНДА

А свои голубые глаза
Потерял я в двенадцатом веке,
При внезапном степняцком набеге
Они с кровью скатились с лица.

И тогда, чтоб за гибель семьи
Печенег не ушел от ответа,
Я их поднял с горелой земли
И с тех пор они черного цвета.

Николай Зиновьев

 

Избранные стихи гвардии лейтенанта - танкиста Иона Дегена (род.в 1925 г.)

***
И даже если беспредельно плохо,
И даже если нет надежды жить,
И даже если неба только крохи
Еще успеешь в люке уловить,

И даже если танк в огне и в дыме,
И миг еще - и ты уже эфир,
Мелькнет в сознанье:
Танками другими
Планете завоеван будет мир.

***
Дымом
Все небо
Закрыли гранаты.
А солнце
Блестнет
На мгновенье
В просвете
Так робко,
Как будто оно виновато
В том,
Что творится
На бедной планете.


БОЕВЫЕ ПОТЕРИ
Это все на нотной бумаге:
Свист и грохот свинцовой вьюги,
Тяжкий шелест поникших флагов
Над могилой лучшего друга,

На сосне, перебитой снарядом,
Дятел клювом стучит морзянку,
Старшина экипажу в награду
Водку цедит консервной банкой..

Радость, ярость, любовь и муки,
Танк, по башню огнем объятый, -
Все рождало образы, звуки
В юном сердце певца и солдата.

В командирской сумке суровой
На виду у смертей и агоний
Вместе с картой километровой
Партитуры его симфоний.

И когда над его машиной
Дым взметнулся надгробьем черным,
Не сдержали рыданий мужчины
В пропаленной танкистской форме.

Сердце болью огромной сковано.
Слезы горя не растворили.
Может быть, второго Бетховена
Мы сегодня похоронили.

***
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Все, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.
А вечером учил меня водитель,
Как правильно танцуют падеспань.

***
Наверно, моторы и мирно воркуют,
Наверно, бывает на свете покой,
Наверно, не только на фронте тоскуют,
Когда зажигается вечер такой,

Наверно, за слушанье щебета птичек
Солдата не надо сажать под арест,
Наверно, помимо армейских медичек,
На свете немало хороших невест.

Наверно непитых напитков названья
Не хуже, чем трезвая: марка - "Сто грамм".
Наверно, сплошных диссонансов звучанье
Нежнее урчанья летающих "рам".

Наверно,.,
Как много подобных "наверно",
Как остро я понял и как ощутил
При свете ракеты холодном, неверном,
Затмившем сияние мирных светил.

***
Команда, как нагайкой:
- По машинам!
И прочь стихи.
И снова ехать в бой.
Береза, на прощанье помаши нам
Спокойно серебрящейся листвой.

Береза, незатейливые строки
Писать меня, несмелого, звала.
В который раз кровавые потоки
Уносят нас от белого ствола.

В который раз сгорел привал короткий
В пожаре нераспаленных костров.
В который раз мои слова-находки
Ревущий дизель вымарал из строф.

Но я пройду сквозь пушечные грозы,
Сквозь кровь, и грязь, и тысячи смертей,
И может быть когда-нибудь, береза,
Еще вернусь к поэзии твоей.

ИСХОДНАЯ ПОЗИЦИЯ
Генеральская зелень елей
И солдатское хаки дубов.
Никаких соловьиных трелей,
Никакой болтовни про любовь.

Солнце скрылось, не выглянув даже.
Тучи черные к лесу ползут.
И тревожно следят экипажи
За мучительным шагом минут.

В тихих недрах армейского тыла
Впрок наш подвиг прославлен в стихах.
Ничего, что от страха застыла
Даже стрелка на наших часах.

Сколько будет за всплеском ракеты,
Посылающей танки в бой,
Недолюблено, недопето,
Недожито мной и тобой.

Но зато в мирной жизни едва ли
В спешке дел кабинетных сомнут
Тех, кто здесь, на исходной, узнали
Беспредельную тяжесть минут.

***
Есть у моих товарищей танкистов,
Не верящих в святую мощь брони,
Беззвучная молитва атеистов:
- Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,
Пред боем, как и прежде на Руси,
Безбожники покорно просят Бога:
- Помилуй, сохрани и пронеси.

***
В экипажах новые лица.
Мой товарищ сегодня сгорел.
Мир все чаще и чаще снится
Тем, кто чудом еще уцелел.

...Тают дыма зловещие клубы,
На Земле угасают бои.
Тихий ветер целует губы,
Обожженные губы мои.
Ти-
ши-
на.
Только эхо умолкшего грома -
Над Москвою победный салют.
Но сейчас, страх взнуздав многотонный,
Люди молча атаки ждут.

***
Туман.
А нам идти в атаку.
Противна водка,
Шутка не остра.
Бездомную озябшую собаку
Мы кормим у потухшего костра.
Мы нежность отдаем с неслышным стоном.
Мы не успели нежностью согреть
Ни наших продолжений нерожденных,
Ни ту, что нынче может овдоветь.
Мы не успели...
День встает над рощей.
Атаки ждут машины меж берез.
На черных ветках,
Оголенных,
Тощих
Холодные цепочки крупных слез.

***
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

***
Осколками исхлестаны осины.
Снарядами растерзаны снега.
А все-таки в январской яркой сини
Покрыты позолотой облака.

А все-таки не баталист, а лирик
В моей душе, и в сердце и в мозгу.
Я даже в тесном Т-34
Не восторгаться жизнью не могу.

Так хорошо в день ясный и погожий,
Так много теплой ласки у меня,
Что бархатистой юной женской кожей
Мне кажется шершавая броня.

Чтобы царила доброта на свете,
Чтоб нежности в душе не убывать,
Я еду в бой, запрятав чувства эти,
Безжалостно сжигать и убивать.

И меркнет день. И нет небесной сини.
И неизвестность в логове врага.
Осколками исхлестаны осины.
Снарядами растерзаны снега.

МЕДАЛЬ "ЗА ОТВАГУ"
Забыл я патетику выспренных слов
О старой моей гимнастерке.
Но слышать приглушенный звон орденов
До слез мне обидно и горько.

Атаки и марши припомнились вновь,
И снова я в танковой роте.
Эмаль орденов - наша щедрая кровь,
Из наших сердец-позолота.

Но если обычная выслуга лет
Достойна военной награды,
Низведена ценность награды на нет,
А подвиг... - кому это надо?

Ведь граней сверканье и бликов игра,
Вы напрочь забытая сага.
Лишь светится скромно кружок серебра
И надпись на нем - "За отвагу".

Приятно мне знать, хоть чрезмерно не горд:
Лишь этой награды единой
Еще не получит спортсмен за рекорд
И даже генсек - к именинам.

БЕЗБОЖНИК
Костел ощетинился готикой грозной
И тычется тщетно в кровавые тучи.
За тучами там - довоенные звезды
И может быть где-то Господь всемогущий.

Как страшно костелу! Как больно и страшно!
О, где же ты, Господи, в огненном своде?
Безбожные звезды на танковых башнях
Случайно на помощь костелу приходят.

Как черт прокопченный я вылез из танка,
Еще очумелый у смерти в объятьях.
Дымились и тлели часовни останки.
Валялось разбитое миной распятье.

На улице насмерть испуганной, узкой
Старушка меня обняла, католичка,
И польского помесь с литовским и русским
Звучала для нас, для солдат, непривычно.

Подарок старушки "жолнежу-спасителю"
В ту пору смешным показался и странным:
Цветной образок Иоанна Крестителя,
В бою чтоб от смерти хранил и от раны.

Не стал просветителем женщины старой,
И молча, не веря лубочному вздору,
В планшет положил я ненужный подарок.
Другому я богу молился в ту пору.

Устав от убийства, мечтая о мире,
Средь пуль улюлюканья, минного свиста
В тот час на планшет своего командира,
Слегка улыбаясь, смотрели танкисты.

И снова бои. И случайно я выжил.
Одни лишь увечья - ожоги и раны.
И был возвеличен. И ростом стал ниже.
Увы, не помог образок Иоанна.

Давно никаких мне кумиров не надо.
О них даже память на ниточках тонких.
Давно понимаю, что я - житель ада.
И вдруг захотелось увидеть иконку.

Потертый планшет, сослуживец мой старый,
Ты снова раскрыт, как раскрытая рана.
Я все обыскал, все напрасно обшарил.
Но нету иконки. Но нет Иоанна.

***
Я весь набальзамирован войною.
Насквозь пропитан.
Прочно.
Навсегда.
Рубцы и память ночью нудно ноют,
А днем кружу по собственным следам.
И в кабинет начальства - как в атаку
Тревожною ракетой на заре.
И потому так мало мягких знаков
В моем полувоенном словаре.
Всегда придавлен тяжестью двойною:
То, что сейчас,
И прошлая беда.
Я весь набальзамирован войной.
Насквозь пропитан.
Прочно.
Навсегда.

***
Я изучал неровности Земли -
Горизонтали на километровке.
Придавленный огнем артподготовки,
Я носом их пропахивал в пыли.

Я пулемет на гору поднимал.
Ее и налегке не одолеешь.
Последний шаг. И все. И околеешь.
А все-таки мы взяли перевал!

Неровности Земли. В который раз
Они во мне как предостереженье,
Как инструмент сверхтонкого слеженья,
Чтоб не сползать до уровня пролаз.

И потому, что трудно так пройти,
Когда "ежи" и надолбы - преграды,
Сводящие с пути куда не надо,
Я лишь прямые признаю пути.

 

Случайное знакомство. Продолженье.
И нет преград. И все на свете за.
И вдруг, -
Зачем?! -
В последнее мгновенье
Мораль свои включила тормоза.
За девственность, наивность, простодушье
Что я могу взамен ей подарить?
И подавляю сладкое удушье,
И обрываю трепетную нить,
И прячусь за стеною невидимой,
Какую-то причину оброня.
Я знаю, как ужасно уязвимы
Не только жизнь, но дизель и броня.
А после злюсь, что плохо притираюсь,
Хотя два года службы на горбу.
Со всеми пью, ворую, матюкаюсь,
Так почему не преступил табу?
Не знаешь?
Врешь!
Ведь это знанье горько.
Ответ ломает призрачный покой:
Увы, не сапоги, не гимнастерка,
А просто я какой-то не такой.
Иона Деген

 

• 
  РУСУДАН

Мне не забыть точеные черты
И робость полудетских прикасаний
И голос твой, когда читаешь ты
Самозабвенно "Вепхнис тхеосани".*

Твоя рука дрожит в моей руке.
В твоих глазах тревога: не шучу ли.
А над горами где-то вдалеке
Гортанное трепещет креманчули.

О, если бы поверить ты могла,
Как уходить я не хочу отсюда,
Где в эвкалиптах дремлют облака,
Где так тепло меня встречают люди.

Да, это правда, не зовут меня,
Но шарит луч в ночном батумском небе,
И тяжкими кувалдами гремя,
Готовят бронепоезд в Натанеби.

И если в мандариновом саду
Я вдруг тебе кажусь чужим и строгим,
Пойми,
Ведь я опять на фронт уйду.
Я должен,
Чемо геноцвали гого**.

Не обещаю, что когда-нибудь...
Мне лгать ни честь ни сердце не велели.
Ты лучше просто паренька забудь,
Влюбленного в тебя. И в Руставели.

• 
  Весна 1942 г.

*"Витязь в тигровой шкуре".
** Моя любимая девушка (груз.)
Иона Деген

 

а я очень Пушкина очень люблю

 

Девочки, спасибо за Иона Догена, для меня, это открытие.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _


Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.

И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
- До свиданья, дружок.

И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
- словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.

И. Бродский

 

Как день, светла, но непонятна...

* * *

Как день, светла, но непонятна,
Вся - явь, но - как обрывок сна,
Она приходит с речью внятной,
И вслед за ней - всегда весна.

Вот здесь садится и болтает.
Ей нравится дразнить меня
И намекать, что всякий знает
Про тайный вихрь ее огня.

Но я, не вслушиваясь строго
В ее порывистую речь,
Слежу, как ширится тревога
В сияньи глаз и в дрожи плеч.

Когда ж дойдут до сердца речи,
И опьянят ее духи,
И я влюблюсь в глаза и в плечи,
Как в вешний ветер, как в стихи,-

Сверкнет холодное запястье,
И, речь прервав, она сама
Уже твердит, что сила страсти -
Ничто пред холодом ума!..

А. Блок

 

ОНА:
Когда мне будет восемьдесят пять,
Когда начну я тапочки терять,
В бульоне размягчать кусочки хлеба,
Вязать излишне длинные шарфы,
Ходить, держась за стены и шкафы,
И долго-долго вглядываться в небо,
Когда все женское,
Что мне сейчас дано,
Истратится и станет все равно -
Уснуть, проснуться, или не проснуться.
Из виданного на своем веку
Я бережно твой образ извлеку,
И чуть заметно губы улыбнутся.

* ОН:
Когда мне будет восемьдесят пять,
По дому буду твои тапочки искать,
Ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
Носить какие-то нелепые шарфы
Из тех, что для меня связала ты.
А утром, просыпаясь до рассвета,
Прислушаюсь к дыханью твоему,
Вдруг улыбнусь и тихо обниму.
Когда мне будет восемьдесят пять,
С тебя пылинки буду я сдувать,
Твои седые букли поправлять,
И, взявшись за руки по скверику гулять.
И нам не страшно будет умирать,
Когда нам будет восемьдесят пять..

Эдуард Асадов

 

Роберт Ли Фрост

Другая дорога

В осеннем лесу, на развилке дорог,
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.
Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженой, что ли, она была.
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.
И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.
Еще я вспомню когда-нибудь
Далекое это утро лесное:
Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть –
И это решило все остальное.
Перевод Г.Кружкова

 

Оставь на память о себе любимая

обрывки слов, горячее дыхание...,

хоть чем-нибудь спаси от вымирания...,

пусть выживет печаль неутолимая.

Продрогнув от холодного касания
случайных глаз, скользящего движения,
я осознаю степень овдовения,
и перестану понимать слова Писания...
*
Переводя на жесты одиночество
я птицам рай до осени указывал,
я им глазами боль свою рассказывал...,
и думал...,возвращаться им захочется?
Небесный ангел сновидений маялся
и виновато красил мои волосы.
Он рядом с черной клал седую полосу
и говорил:"Заставили", и каялся...
В.Зареченский

 

Не выпадай из светлого кольца,
Не выпадай ни на одно мгновенье.
Да не коснутся твоего лица
Ночные тени праздного сомненья.

Какую весть стремятся нам донесть
Безмолвье прорезающие звуки?
Твоих друзей невидимых не счесть,
Не оттолкни протянутые руки.

Опять твоё уставшее лицо
Пронизано дыханием небесным.
Не разорви незримое кольцо
Неосторожным словом или жестом.

Тебе сегодня ведать не дано,
Ты ни за что не вычислишь заране,
С какою силой и кого оно,
Тобой сейчас разорванное ранит...

В.М. Сидоров, 1971 г.

 

Странно для 1 января...

Размышления на 9 мая
Юрий Лорес
Остаюсь вашим сыном и внуком,
и детей буду так же учить:
если люди не любят друг друга,
невозможно страну защитить.
Это очень простая наука,
не нужны ей прицел и расчет:
там, где люди не любят друг друга,
на земле и трава не растет.
И приправленный горькой разлукой,
ах, как сладок отечества дым!
Если люди не любят друг друга,
очень просто стрелять по своим!
И сменяет разруху разруха,
ни к чему городить огород...
там, где люди не любят друг друга,
а себя величают народ.
Непривязанный к срокам и датам
прихожу в Александровский сад.
Я хочу поклониться солдатам
тем, что с неба на землю глядят.
Потому и не будет нам спуску,
что друг к другу становимся злей.
А солдат неизвестный был русский
и грузин, и казах, и еврей...
Остаюсь вашим сыном и внуком,
и детей буду так же учить:
если люди не любят друг друга,
невозможно страну защитить.
Лучше быть перелетной пичугой!
Только я почему-то не смог...
Там, где люди не любят друг друга,
там уходит земля из-под ног...

 

Ты близко...
Алиса Кислицына
Печально вздыхают перроны,
Провожая свои поезда,
Перепутались все вагоны,
Я не вижу в толпе тебя,

Может ты перепутал поезд,
И уже на другом пути,
Но я знаю, что где-то, ты есть,
Мне лишь нужно тебя найти,

Может, ты меня тоже ищешь,
Среди лиц незнакомых тебе,
В бесконечной этой толпище,
Верю, думаешь обо мне,

Может, вовсе, ты заблудился,
Но, не страшно,
Я знаю,
мы близко...

 

Баллада самоубийцы

Я к виселице новенькой в саду
С утра иду, не трепеща нимало;
Вывязываю петлю на ходу,
Как денди вяжет галстук свой для бала;
Соседи (на заборе) ждут сигнала,
Чтоб закричать «ура!». Но, на беду,
Меня смешная прихоть обуяла:
Сегодня не повешусь — подожду.

За жалованьем завтра же зайду…
Приятный звон у этого бокала…
Я вижу алых тучек череду…
И тетушка прийти не обещала…
А в клубе я слыхал от Томми Халла,
Что рыбу нужно подержать во льду…
Я не читал шедевров Ювенала!
Сегодня не повешусь — подожду.

Бывают недурные дни в году;
С певцов упадка спесь почти упала;
Уэллс увидел добрую звезду,
И Шоу заскучал без идеала;
«Поэтов разума» и тех не стало —
Все образумились… А там, в пруду,
Так небо голубое засияло!
Сегодня не повешусь — подожду.

Посылка

Принц! Что за шум у зданья Трибунала?
Ведь головы терять — у вас в роду…
Пускай монархов мучит страх финала!
Сегодня не повешусь — подожду.

автор Гилберт Кийт Честертон, пер. Марина Яковлевна Бородицкая

 

Совет

Если, друг, тебе сгрустнется,
Ты не дуйся, не сердись:
Все с годами пронесется -
Улыбнись и разгрустись.
Дев измены молодые,
И неверный путь честей,
И мгновенья скуки злые
Стоят ли тоски твоей?

Не ищи страстей тяжелых;
И покуда бог дает,
Нектар пей часов веселых;
А печаль сама придет.
И, людей не презирая,
Не берись учить других;
Лучшим быть не вображая,
Скоро ты полюбишь их.

Сердце глупое творенье,
Но и с сердцем можно жить,
И безумное волненье
Можно также укротить...
Беден, кто, судьбы в ненастье
Все надежды испытав,
Наконец находит счастье,
Чувство счастья потеряв.

Лермонтов Михаил Юрьевич

 

Какую чушь приходится порой
Выслушивать от всяких несведущих!
Я – дерево, покрытое корой,
И ненавижу всех ее грызущих.

Я – дерево, я медленно расту,
А листья распускаю — неумело.
Но, почему-то, каждому кусту
До этого какое-то есть дело.

И даже ты! Приходишь, достаешь
Заточенную финку из кармана.
Царапаешь «люблю» и предаешь…
От этого кора — сплошная рана.

Я – деревце, я толком не жило…
Вот так всегда: растешь, пускаешь корни,
И кажется, что вырвать тяжело.
На самом деле — просто. Только дерни!

Златенция Золотова

 

Всё есть у Вас - в хрустальной люстре свет...
шотландский плед и тапочки на ноги,
диван, где можно прозябать сто лет...

А Вы зачем-то
любите дороги…

Всё есть у Вас – камин, над ним мечи
коллекционные, на столике сигары,
и караоке можно подключить…

А Вы зачем-то
любите гитару.

И есть жена, что поступает мудро,
закрыв на всё глаза и не виня
Вас будит фразой: «Милый, с добрым утром!»

А Вы зачем-то
любите меня…

Аля Воронкова

 

Вероника Тушнова

Сто часов счастья

Сто часов счастья...
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки...
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала...
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило "спасибо".
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?